Заслуженный артист РФ, художественный руководитель, актер и режиссер московского Театра на Юго-Западе Олег Леушин держит штурвал своего «театрального корабля» крепко и нежно. Незыблемость курса, заложенного основателем театра Валерием Беляковичем и деятельная любовь ко всему, что связано с родной сценой помогают руководить, талант и бесконечное стремление к совершенству — творить.
Худруком Юго-Запада по воле судьбы он становился дважды. Первый раз в 2011 году, когда Белякович был назначен на аналогичный пост в театр им. Станиславского. Бразды правления своим детищем он передал тогда любимому ученику Леушину. Второй раз войти в роль руководителя пришлось после внезапного ухода Мастера в 2016 году. С тех пор, о чем ни говори с любым, кто служит в этом самом душевном театре столицы, в каждом ответе звучит имя Беляковича. Это не просто память, скорее — неизбывное ощущение присутствия Мастера в театре, желание советоваться с ним по любому вопросу и, пусть не прозвучит пафосно, быть его достойным.
Олег Леушин и Валерий Белякович, спектакль «Мастер и Маргарита»
В театре Олега Леушина ласково называют Левой. Он и правда похож на большого, доброго, иногда грозного, льва. Ни должность, ни известность, ни зрительская любовь не породили в нем величия. Внутри Лева остается застенчивым и не всегда уверенным в себе мальчишкой, который смущается, отвечая на порой неудобные вопросы, но не поступается искренностью чувств, откровенностью высказываний. В этой подкупающей неамбициозности сквозит интеллигентность генного уровня, не привнесенная извне, а впитанная из детства вместе с любовью.
Cпектакль «Люди и Джентельмены»
Любви хватает на всех и все. Ему непросто совмещать неромантичный труд хозяйственника с творческой жизнью. Помогает театральная семья — люди, навечно преданные маленькому театру с сорокалетней историей. Поддержка зрителей и домашних. И, конечно же, любимая сцена, ради которой Олег Леушин готов жертвовать своими собственными сокровенными желаниями.
Cпектакль «Калигула»
— Олег Николаевич, что хорошего, светлого в жизни происходит?
— Жизнь продолжается и это немало в наше жестокое время. Дергаемся, бегаем, значит уже хорошо. Когда мы не сможем бегать, наступит кризис жанра.
— Есть в жизни приятные ожидания?
— Ожидание отпуска. Крым! Еще из приятных ожиданий — дочь должна внука нам подарить. Это волнительно очень. (Буквально на следующий день после интервью дочь Алина Дмитриева, актриса Театра на Юго-Западе, родила расчудесного внука Даниила – прим.ред.)!
— Ты как-то рассказывал, что твой папа был лесником. Как сыну лесника вообще пришло в голову стать актером?
— Это не родной мой папа был, а отчим. Родной на заводе работал, активно участвовал в общественной жизни, и у них в шестидесятые была своя заводская команда КВН. Видно, его страсть к сцене мне передалась. В 12 лет я сказал родителям, что буду артистом. Потом приоритеты менялись периодически, но подспудно я понимал, что, скорее всего, так и будет, как задумал.
Cпектакль «Ревизор»
— И стал ты артистом. Профессия, как известно, зависимая. Теперь ты художественный руководитель. Что поменялось?
– (смеется) Это еще большая зависимость. Только от других факторов и от определенных обязательств. Положение обязывает к составлению каких-то планов, рождению каких-то идей. Надо быть двигателем процесса, чтобы театр не впал в стагнацию. Всегда должна быть направляющая сила, и она у нас была в лице Валерия Романовича. Лично мной движет память о нем. Хочется, чтобы то дело, которое он поднял и всю жизнь им занимался, не заглохло, развивалось.
— Когда ввиду этих печальных событий ты стал художественным руководителем окончательно, без поддержки Валерия Романовича за спиной — изменился ли ты сам, твой характер, отношения с людьми?
— Ничего не изменилось. Только способы управления. Возможно, появилась способность к определенной дипломатии. Эта способность просто необходима для общения с властями, но главное — здесь. Когда в театре нет единого безоговорочного авторитета, сразу начинают возникать иные авторитеты. У людей появляются всевозможные другие потребности, желания, их все надо учитывать. Поначалу было тяжело, нервно. Сейчас более или менее все сложилось, все понемногу успокоились. Ведь уход Валерия Романовича был шоком, неожиданностью для всех. Хочешь не хочешь, но в таких экстремальных обстоятельствах нередко случается определенное нагнетание обстановки, возникает почти революционная ситуация, что, в общем-то, и было.
Cпектакль «Чайка»
— Изменился театр после ухода Мастера изнутри? Внешне, вроде все живо, все по-прежнему.
– Театр менялся все время, и сам Романыч его менял постоянно. И нас он учил этим переменам. Да, изменились какие-то внутренние отношения, подходы к жизни. Не изменилось лишь желание творить, а это самое важное. Не меняется желание выходить на сцену, в каких бы ты отношениях не был с кем- то или с чем-то, как бы ты к кому не относился. Это же естественный процесс. Какговорится: «Театр — искусство коллективное». И каждый здесь звезда. Но надо научиться сосуществовать друг с другом, ведь главное — результат. Премьеры, которые вышли после ухода Мастера, они двигаются, надеюсь, в правильном направлении. Они разные и по стилю, и по школе. Однако ветер этот юго-западный, его воздух, он все равно сквозит. Безусловно.
— «Юго-Запад» — театр, который купается в любви зрителей. Если его однажды кто-то полюбил, то это, как правило, навсегда. Изменился ли зритель или контингент после ухода Мастера? Может быть, кто-то перестал ходить, либо, наоборот, привели с собой новых поклонников?
— Зритель меняется постоянно. Когда мы пришли с Кариной (заслуженная артистка РФ Карина Дымонт) в 1992 году, нас сначала не принимали! Особенно старые зрители. Потом с уходом Виктора Васильевича Авилова из жизни многие просто «отвалились» от театра, они считали, что театр умер и даже не имеет права на существование! Были такие категорические высказывания, с чем я лично не согласен.
Cпектакль «Мастер и Маргарита»
Я вижу, что в зрительном зале творится. Раньше зрительская ротация происходила примерно раз в пять лет. Сейчас же — каждый сезон публика меняется! Остается какой-то костяк, который все премьеры смотрит, участвует в жизни театра. Сейчас время такое, что зрители меняются гораздо чаще. Вон Лену спроси (Елена Петрова – билетер, прим. ред.) она скажет, какая текучка.
— (Елена Петрова) Да, особенно, когда мы вышли на онлайн-продажу, то на 70% изменился зал, появились новые лица. Нам даже самим непривычно, ведь раньше все были свои, а теперь никого не знаем.
— Это хорошо или плохо?
— Это прекрасно. География наша меняется, мы из юго-западного местечкового театра превращаемся в центральный. Было время, когда нам было трудно, да и всем было трудно в девяностые. Мы считались театром далеким и недоступным. Я еще застал времена, когда здесь, в кафе, раз в месяц организовывалась продажа билетов, и они скупались на месяц вперед. Теперь другое время, но и сейчас многие задерживаются у нас, отсматривают репертуар, потом мигрируют в другие театры. Смена зрительской массы происходит теперь чаще. У нас в театре еще есть замечательная традиция — семейственность, преемственность, династийность. Она есть даже у зрителей.
Cпектакль «Люди и джентельмены»
— Семейственность и преемственность — вещи разные.
– Этот театр, он как семья задумывался: один артист позвал другого, тот друга, все потом переженились. Такая вот семья была на заре этого театра.
— Во всех твоих спектаклях играет Алина Дмитриева. Это твоя любимая актриса?
— Ну, я ей доверяю, иначе бы не брал в спектакль. После окончания театрального ВУЗа Алина очень хотела быть самостоятельной, она пошла в Новый драматический театр, и у нее там все было хорошо. Но и мне нужна была такая артистка. Я уговорил ее прийти. Она долго упиралась, целый сезон на это потратили.
— Сейчас пришла плеяда новых молодых актеров. По каким принципам идет отбор в театр и почему взяли сразу так много новеньких — была нехватка определенных амплуа или актеров определенного возраста?
— У нас слишком большой репертуар. Сорок пять названий. И спектакли многие достаточно массовые. Надо сохранить репертуар, удержать его, это наш бренд — мы один из самых репертуарных театров в Москве. Для этого нужны люди. Я не могу заставлять артистов, даже просто по-человечески, играть по тридцать спектаклей в месяц! Хотя, есть и такие. Андрей Санников, к примеру, Фарид Тагиев. У них нагрузка безумная. Людей нужно как-то разряжать. И потом Романыч всегда говорил: «Театр — дело молодых». Мы и берем молодых, которых можно воспитать и перевоспитать в нашей школе, в нашей традиции. К сожалению, сейчас уже нет больше такого понятия, как «курс Беляковича». Последние его выпускники у нас тоже работают — Володя Курцеба, Вадим Соколов. Так что, объем нашего репертуара требует дополнительных актерских вливаний. Кроме того, у актеров есть дополнительные заработки, кино, например. Кто-то просит замену, я отношусь к этому с пониманием.
Cпектакль «Макбет»
— Каков принцип отбора в Театр на Юго-Западе и за кем последнее слово?
– Последнее — за худсоветом. Он все и решает. Раньше это был Валерий Романович. Теперь худсовет отсматривает, и потом мы кого-то отсеиваем, а кто-то остается. В общем, приходим к какому-то знаменателю. Правда, такой опыт пока у нас был всего один раз. Я доволен, например, что взял Андрея Кудзина. Замечательный.
— Мои коллеги, когда узнали, что мы будем разговаривать, просили поинтересоваться — что же с новым зданием театра, есть хотя бы какие-то надежды?
— Это очень сложно. Я все пытаюсь в историю с реновацией попасть. В начале июля будет форум, который называется «Мой район», и меня на него пригласили. Пойду, буду рассказывать о нашем театре, о том, как выживаем в это непростое время. Ну и…проекты то у меня лежат! На форуме, как мне обещали, будут «нужные люди» (смеется), с которыми об этом можно поговорить. В Москве все это трудно, город, земля слишком дорогие, чтобы кто-нибудь вот так запросто тебе их дал и что-то построил. Если честно, это практически невозможно. Я не знаю, какими нужно обладать талантами, связями, в какие кабинеты ходить, правда, не знаю, как это делается… Пока я эту идею не похоронил. Хотя, в ней есть своя опасность. Допустим, все случилось, построили и что? Тысячный зал категорически нельзя, даже пятьсот мест — это для нас много. Проект, который Романыч утверждал был на триста пятьдесят мест. Это оптимально. При сохранении этой сцены такое существование возможно, хотя мы подобное уже проходили. Когда Романыч руководил театром Станиславского, а мы были здесь, то началось такое «брожение артистов», туда-сюда, это было безумно тяжело. Не будем загадывать пока.
— Недавно ты летал в Японию. Что там происходило?
– Валерий Романович не успел там поставить «Макбета». Уже были подписаны договора, сделаны декорации. Он должен был делать его в феврале 2017 года. Японцы предложили постановку мне. Сначала меня проверили: два года «прокатали» «Ревизора», который я им восстановил на основе спектакля Беляковича — что-то отредактировал, откорректировал. У них такая система — «прокатали» месяц-два спектакль и забыли о нем на год. Так они поступают практически со всеми работами, потому что у них своя история, более похожая на нашу антрепризную. Возможно, это не во всех театрах там такая система, но в театре «Тоуэн», с которым мы сотрудничаем, это именно так: они собираются вместе, делают спектакль, продают его и начинают его «катать». В общем, я так понял, что они проверяли меня на «Ревизоре», публика его приняла, и они сделали мне предложение поставить «Макбета». Я понимал, что эта постановка, как «Зоофеллини», который незакрытым долгом остался для меня, и я в итоге его сделал. Также и «Макбет» — долг Беляковича, который нужно закрывать. Я ездил и проработал там полтора месяца, спектакль получился. Он немного другой, там пять ведьм, некоторые мизансцены я поменял. Основа, однако, Валерия Романовича. И везде: в афишах, во всяческих интервью, я говорил, что это спектакль Беляковича.
— Артисты Юго-Запада в нем заняты? Обычно Валерий Романович всегда своих привлекал.
— Да, там заняты Жора Иобадзе, Миша Инчин и Леша Назаров. В этой истории мне еще помогала Ирина Бочоришвили (в 1978-2007 годах ведущая актриса Театра на Юго-Западе, сыгравшая леди Макбет в первой постановке Беляковича – прим. ред.), я решил, что могу сделать подарок этой великой женщине и попросил японцев пригласить ее туда, она была моим ассистентом. Еще Сергей Бородинов (актер Театра на Юго-Западе, исполнитель роли Макбета в последней версии постановки – прим. ред.), как ассистент режиссера тоже мне помогал. Костюмы делала Ольга Иванова.
— Какова дальнейшая судьба этого спектакля в Японии?
— Они его сыграли в Токио десять — двенадцать раз, приезжали покупатели из разных префектур и, по моим сведениям, спектакль успешно продан. У них все просчитано. Постановка продана на год вперед, и они поедут по заранее обговоренным городам, по определенным площадкам.
— Как работается с японскими актерами?
– Прикольно (улыбается). Было страшно поначалу, особенно, когда я впервые поехал «Ревизора» восстанавливать — два языка, переводчик. Потом я понял, что процесс достаточно увлекательный. Японцы своеобразные, конечно: менталитет другой, культура, способы выражения эмоций. Зато они хорошо подготовлены и понимают, по крайней мере, на пятьдесят процентов, что такое «школа Беляковича». Романыч же не один спектакль с ними сделал до этого. Я общался с актерами либо через переводчика, либо сам срывался с места, выбегал, показывал, как, что, почему надо именно так… Безумно интересная получилась работа. Каждый день я начинал репетиции с политинформации (смеется), рассказывал им о том, что у них в Японии происходит. Надо было видеть, какими они смотрели на меня глазами! Я таким образом настраивал их и себя на рабочую волну. Они мне: «Лева-сан, как с тобой хорошо, ты не кричишь!». А зачем, собственно, кричать? Если ты не сумел чего-то объяснить, то это твоя проблема, как режиссера.
Cпектакль «Гамлет»
— Когда с нашими актерами работаешь, кричишь?
— Иногда да!
— Почему с японцами не так?
— Наверное, потому что мы не так близки, ведь мы орем на того, кого любим! С кем близко, долго и давно…Там другая история немного. Здесь просто иногда нервы не выдерживают, думаешь: да что же это, столько лет в театре, почему ты элементарного не можешь сделать?!
— У тебя ведь такое тоже бывало, как у актера, такие ступоры?
— Конечно! Да так на меня орали, что думал, зачем я вообще профессию актера выбрал?(смеется).
— Во время репетиций ты с актерами больше диктатор или тихоня?
— Я знаю, чего я хочу, и я пытаюсь этого добиться от артиста. Однако, если артист, понимая тебя, выдает что-то свое, я всегда это приветствую. Это такая демократичная диктатура. (смеется).
— Валерий Романович всегда очень приветствовал актерские инициативы в плане их личного самовыражения. Появились самостоятельные постановки в «АртКафе». Эта традиция воплощения всяческих идей артистических, она продолжается?
– «АртКафе» зародилось, когда Валерий Романович ушел в театр Станиславского, то есть — при мне. Я сначала с опаской отнесся к этой истории. Потом все события показали, что это достаточно верный путь, в творчестве у нас никто не ограничен, так что традиция продолжается. Более того, некоторые актеры — Олег Анищенко, Миша Белякович выходят у нас уже на большую сцену, как режиссеры. Наташу Бухальцеву (режиссер, выпускница курса В.Р. Беляковича – прим. ред.) собираемся тоже подрядить что-нибудь поставить именно на большой сцене.
Cпектакль «Кабала Святош»
— В премьере этого года «Кабале святош» ты сделал два состава. В одном Мольера играет Сергей Бородинов, в другом ты сам его играешь. Для тебя это было принципиально? Вот в «Зоофеллини» ты ведь сам играть не стал?
— Во-первых, сыграть Мольера хотелось. С другой стороны, я прекрасно понимаю, что быть внутри спектакля и делать спектакль невозможно. Я благодарен Сергею, за то, что он согласился и с удовольствием эту роль играет.
С «Зоофеллини» было так, что я планировал играть императора, но у меня все как-то не было возможности «впрыгнуть» в эту роль, затем я понял, что опоздал: незачем садиться в поезд, который давно убежал, начинать с нуля, раскачивать спектакль, который только-только «собрался»… Нет смысла. В «Мольере» же все-таки уже достаточно выношенная история. И мне очень хотелось ее сыграть.
— Какое поприще тебе ближе — актерское или режиссерское?
— Безусловно, актерское. На сцене, конечно, веселее. Не думаешь ни о чем, кроме того, что здесь и сейчас происходит. Режиссура — это тоже степень актерства. Только ты надеваешь на себя маску строгого, умного дядьки. Я даже ловил себя несколько раз на том, что я копирую Романыча. Это происходит непроизвольно.
– Это нормально — «учитель продолжается в своем ученике»…
— Наверное, да.
— Когда ставишь спектакль, моменты счастья, как в работе на сцене, они тоже есть или сплошной нервяк?
— Нервяк — это неотъемлемо, но, когда в конце спектакля публика сначала затихает, а потом начинаются аплодисменты и «браво!», понимаешь, что все не зря… Значит, что- то удалось и кого-то зацепило.
— Каковы сейчас отношения с кино?
— Все, что было можно, я за последнее время растерял с кино. Сейчас так часто приходится отказывать, что и звонить почти перестали. Была недавно пара проектов, а я в больницу загремел. Не срослось. Хотя, один проект я «добил» все равно. На четвертый день после операции, на костылях, меня привезли на площадку. Это был последний съемочный день. Без сцен, которые мне предстояло сыграть, кино бы просто не получалось.
— Жалеешь, что кино, как вид деятельности творческой сейчас на заднем плане?
— Нет, некогда жалеть. И никогда у меня не было дикого желания в кино сниматься. Звали— шел, не звали — у меня есть театр всегда. Маниакального стремления бегать по всем пробам у меня никогда не было.
— В этом сезоне случились уже три премьеры. К закрытию сезона по традиции будет ли еще одна?
— Я с июня начну пробовать один материал, который меня «греет». Он достаточно камерный. Пока не буду все карты раскрывать, но хочу попробовать.
— Кто занимается подбором пьес для театра, репертуарной политикой?
— Романыч всегда сам искал пьесы. Завлиты постольку-поскольку в этой ситуации участвовали. Также и я все сам нахожу: читаю, что-то мне приносят, но чаще всего «не вштыривает» никак… Иногда находишь пьесу в закромах своей памяти, порой что-то современное нравится: кто-то посоветовал или прислал чего-либо. Мне много на почту присылают пьес, переводов — только читай!
– И совсем «не вштыривает»?
– Редко. Вот, одну вроде бы для себя «выловил» сейчас, да и та не «отточенный бриллиант», придется поработать, подумать.
Cпектакль «Женитьба»
— О каком времени любишь ставить?
— Мне не важно время. Важна тема, а она у меня всегда одна — любовь к человеку в разных ее проявлениях и ипостасях. Спектакли разные, но все они пронизаны любовью.
— Как со здоровым образом жизни обстоит? Есть время на себя любимого?
– (смеется) Не зож! Курю вот, вредная привычка. Дома так просто тоже не посидишь, столько разных дел находится! У нас частный дом, там без конца надо что-либо чинить. Сейчас вот в огороде работа начинается. Уже все перекопано, посажено, удобрено, полито. Укропчик, чеснок, морковка, кабачки… Ждем-с… Мне почему-то это доставляет удовольствие: сделать красивую грядку, прополоть ее. Правда, потом, когда приходит время собирать урожай — уже так все равно… (смеется). Это же август, а мы в августе обычно в отпуск уезжаем. Приехали назад, а все заросло, кое-где отыщется какой-нибудь кабачок. Но мне эта работа нравится, в этом есть традиция какая-то — майские праздники заполнить огородом.
— Каковы гастрольные связи и планы?
— У нас богатая гастрольная жизнь была за эти годы. Мы и Прибалтику посетили, и Калининград, Липецк. Абхазия нас полюбила. Витебский «Славянский базар» нас опять пригласил уже с тремя названиями, а не двумя, как прежде. Связи не порваны, и уже новые нарабатываются. Жизнь рабочая идет, маховик закручен давно и не нами.
— Душа спокойна за театр?
— Не то чтобы спокойна, душа всегда тревожится. Каждый день что-нибудь да происходит, какая-нибудь мелочь, о которой надо думать. Но, пока мы едины, мы непобедимы!
