Александр Викторович Коршунов – народный артист России, судьба которого связана с театром с самого детства. Не менее великий и заслуженный, чем его родители, Александр Викторович играет в спектаклях, снимается в кино, преподаёт в театральном училище им. М.С.Щепкина и уже 5 лет является главным режиссёром театра «Сфера». Мы встретились с артистом, чтобы вспомнить прошлое, обсудить будущее и, конечно, поговорить о любимой «Сфере».
Спектакль «Маленький принц». Фото: Ирина Ефремова
– Первое, о чём хочется поговорить – Ваша последняя премьера, «Дядюшкин сон». Скажите, почему именно этот материал? Давно ли появилась идея?
– Пожалуй, пару лет эта идея как-то витала в воздухе вокруг меня, я очень люблю и ценю Достоевского. Его давно не было в «Сфере», хотя можно сказать, что во многом наш театр именно с Достоевского начинался, потому что был замечательный спектакль Е.И.Еланской «Бедные люди». Это было в тот период, когда мама как раз создавала «Сферу», искала новую форму. В спектакле играл Лев Круглый и Генриетта Егорова, там звучали песни Окуджавы. Я его видел, он произвел на меня огромное впечатление. И на зрителей он оказывал мощнейшее воздействие. Можно сказать, что Достоевский стоял у истоков «Сферы» как автор. И хотелось, чтобы Достоевский на нашу сцену вернулся. С «Дядюшкиным сном» я знаком, потому что в Малом театре был спектакль, поставленный Александром Четверкиным, где я играл. Он, конечно, у меня на памяти и это в определенной степени в чем-то и помогало, в чем-то и мешало.
Спектакль «Дядюшкин сон». Фото: Сергей Чалый
Вообще, «Дядюшкин сон» кажется мне каким-то очень своевременным и современным по своим ассоциативным моментам. Потому что, как мы с актёрами говорили в процессе работы, темы человеческого осуществления, погони за счастьем, за реализацией своей мечты свойственны каждому времени. Но вот что за способы, в чем оно, счастье, в чем оно, наше осуществление, каждого человека, в чем его подлинная цена и чем мы можем заплатить, чтобы этого добиться? Для меня смысловая, центральная фигура произведения – князь и его судьба. Он живой человек, у него свои, пусть человека старого, пожилого, немощного, но очень сокровенные и душевные представления о жизни. И свои потребности. Нельзя его использовать для достижения своих целей. Вообще, Достоевский, на самом деле, очень человечный автор. Хотелось взять произведение с его юмором – поэтому не «Преступление и наказание», а «Дядюшкин сон».
Фото: Юлия Замятина
– Какие еще произведения витают в воздухе вокруг Вас?
– Вы знаете, с одной стороны, я думаю, что очень важно, чтобы современная драматургия и современная литература появлялись на сцене. К сожалению, я не могу похвастаться хорошим знанием современной литературы, что-то читал, что-то видел, но не считаю себя сильно компетентным в этом вопросе. Во многом поэтому мы когда-то обратились к Марине Брусникиной, потому что она человек очень современно мыслящий и очень хорошо знает современную литературу, постоянно с ней общается и работает. И вообще она – человек нам близкий по своей человеческой и творческой природе.
Марина Брусникина и Александр Коршунов на репетиции спектакля «Обращение в слух». Фото: Роман Астахов
В этом направлении надо обязательно думать и работать. Я как-то больше к классике обращаюсь, к русской, но иногда и к зарубежной. Пока ощущение, что классика даёт больше ответов на вопросы и больше служит материалом для того уровня общения, который должен возникать в «Сфере».
– Что это за уровень общения?
– Настоящий, подлинный. Мы всегда ставили это во главу угла еще с Екатериной Ильиничной. «Сфера» – театр человеческого общения. И всё лишнее, что мешает возникновению этого общения, должно быть убрано. Сама наша «Сфера», вот этот круговой амфитеатр с центральной игровой площадкой и разными площадками вокруг – это театр без четвертой стены, без разделения на сцену и зал, всё это сделано для того, чтобы общение возникало. Подлинный диалог, разговор душ могут возникнуть только на очень настоящем и глубоком материале. Будь то комедия, будь то трагедия, но это обязательно должен быть хороший театр.
Основная сцена театра. Фото: Богдан Ткач
– Часто ли Вы ходите в театр, просто на спектакли?
– Стараюсь, но мало хожу, надо бы больше. Сегодня собрался идти в театр Маяковского, посмотреть «Таланты и поклонники» Карбаускиса, потому что, к сожалению, его спектакли я практически не видел. Просто хочется посмотреть работу режиссёра. Недавно с женой ходили смотрели спектакли Д.Крымова – «О-й поздняя любовь» и «Русский блюз». Иногда хочется познакомиться с режиссурой, а иногда про что-то слышишь, что надо пойти, посмотреть. Еще мне очень нравится, как работает РАМТ – много сцен, идей, бурная жизнь, занятость актёров.
– Вы, наверное, заметили тенденцию современного театра – уходить от классики, стремиться в сторону развлечений. Как Вы к этому относитесь?
– Театр – место, конечно, совершенно особенное, которое очень отличается от кино, телевидения, шоу, интернета. Это, может быть, сейчас единственное место, где существует то самое человеческое общение, непосредственно «здесь и сейчас, сию же секунду». Поэтому мне кажется, что театр этим должен дорожить. Его ценность и суть именно вот в этом подлинном душевном разговоре театра и зрителя. Тут многое можно сделать, сказать. Театр рассчитан на какие-то серьезные впечатления, потрясения. Это часто подменяется чем-то поверхностным, развлекательным, потребительским отношением к театральным зрелищам. Мне кажется, это неверная тенденция, не очень хорошая. Сейчас довольно часто попадаю в другие театры, и я помню, как когда-то мама, Екатерина Ильинична, говорила: «Я вот, бывает, схожу в другой театр, посмотрю спектакль – и хочется домой. Все время не хватает того, что у нас в «Сфере» – мы рядом, общаемся. А здесь они где-то там, им до меня надо докричаться, мне их надо рассмотреть. Столько препятствий к возникновению нашего диалога, что я мучаюсь на этих спектаклях». Раньше я не очень понимал, о чем она говорит, а сейчас довольно часто себя на таком же ощущении ловлю.
Александр Коршунов и Екатерина Еланская
– Ведь то пространство, которое есть у Вас в «Сфере» и которое создала Екатерина Ильинична – оно сейчас во многом повторяется в других театрах.
– Да, в то время это было абсолютное новаторство. Это был единственный театр с такой площадкой и с такой формой. Сейчас много трансформеров – можно и так посадить зрителей, и сяк. И маленькие залы, и побольше. Но, наверное, всё равно нет театра такого, в котором это поставлено во главу угла и это – главный принцип. Вот у нас есть эскиз «Большой Сферы», который Владимир Солдатов, главный художник нашего театра, делал по просьбы мамы. Была такая мысль, что может будет «Большая Сфера», где будут мистерии играться с таким огромным пространством.
Основная сцена театра. Фото: Богдан Ткач
– Вы долго работаете в театре – и как актёр, и как режиссёр. Поменялся ли зритель за последнее время?
– Наверное, раньше зритель был более открыт и простодушен. Буквально на днях увидел по телеканалу «Культура» встречу с Айтматовым, которая была в 80-х годах. Я помимо просто интересной передачи, самого Айтматова и его ответов обратил внимание на то, что публика другая, в чем-то наивнее, простодушнее, с большей верой. Более глубокие, интересные вопросы задают, верят, хотят услышать вещее и сокровенное слово от этого человека. Сейчас, наверное, этого меньше. Зритель более искушен, много всего видит, в чем-то он свободнее, резче в суждениях. Но эта самая потребность в подлинном человеческом разговоре, она не утрачивается, она более скрыта, но, может быть, даже острее, чем была когда-то. У нас, конечно, замечательно, что зрители видят и ощущают друг друга, это тоже составная часть спектакля. Порой, когда на спектакле видишь, что люди задумываются, начинают что-то пропускать через себя, какую-то ситуацию примерять на себя – это очень дорогого стоит.
Фото: Елена Сальтевская
– В каждом театре есть свой зритель. Как Вы думаете, какой он, зритель «Сферы»?
– Я очень рад, что действительно есть этот круг зрителей, и мы его видим и знаем. Есть люди, которые полюбили «Сферу» очень давно и ходят сюда не первый год, приводят своих детей, родных и близких. Уже поколения близких нам людей вырастают. Также очень приятно, что круг расширяется, много молодежи на спектаклях. Очень приятно слышать, когда говорят, что у нас в театре есть то, что не находят в других – душевность, что-то домашнее, человеческое. Наш зритель – самый разный зритель, разного возраста, разных социальных слоев. Но именно те, кто нуждаются в общении.
– Вы 5 лет являетесь главным режиссёром, и о театре за последние годы больше говорят, у него расширяется аудитория. Как Вы думаете, насколько важно театру идти своим путём?
– На мой взгляд, это сверхважно. В этом вообще вся суть и ценность театра как такового и нашего театра прежде всего. Мы же уважаем людей, которые имеют своё мнение, если что-то навязывается, ломается, прогибается. Именно этого человека мы начинаем уважать, именно этот человек нам делается в конце концов интересен, именно в нём мы начинаем нуждаться. Точно так же и театр. Тот, который идёт своим путём, который не работает на потребу, он и вызывает уважение, интерес и приток зрителей.
– Мы поговорили о том, что «Сфера» – особенный театр, со своей концепцией. Для такого театра должны быть особенные артисты. Каким должен быть актёр «Сферы»?
– Труппа, которая существует сейчас, на 90 с лишним процентов собрана и сложена Екатериной Ильиничной Еланской. Это именно те люди, которых она выбрала, которых она безумно любила и которых она вырастила в этой эстетике. И это – основа театра. За годы моего руководства мы приняли несколько человек. Это люди все близкие, мои ученики, выпускники мастерской моего отца, В.И.Коршунова. Конечно, сама форма, стилистика театра очень обязывает. Вот год назад мы издали книгу, мамину рукопись 1979 года – «Живой театр».
В 1979 «Сферы» еще не существовало, шли поиски в этом направлении и когда Екатерине Ильиничне надо было и для себя сформулировать итоги поисков, и других убедить в том, что необходимо создать такой театр, тогда появилась эта рукопись. Мама, наверное, совсем не рассчитывала на её издание, писала больше для себя в тот момент. Но я её нашел, и мы выпустили книгу. В ней действительно собраны какие-то принципы, статус веры. Там очень много написано о том, каким должен быть актёр в «Сфере». Эта книга встряхивает нас самих, возвращает к каким-то вещам, потому что можно заблудиться, отвлечься, что-то подзабыть. А эта рукопись как будто проявляет твои мозги и взгляд на собственное творчество, потому что критерии очень высокие и очень точные. Если говорить именно об актёрах, то мама хотела от театра действительно потрясений, необыкновенных впечатлений, которые выносят зрители. Она часто употребляла именно слово «действо», а не спектакль. Будто некая акция происходит, действие, спор, диалог, борьба, после которой зритель выходит изменившимся, потрясенным, что-то вынесшим всерьёз. Актёр в таком портальном и удалённом театре может обмануть зрителя какими-то приёмами, а здесь надо в большей степени иметь то, о чем ты говоришь. По-настоящему быть тем человеком, персонажем, личностью, который интересен. Потому что если ты не личность, не интересен и не правдив в своём существовании, то ты не найдёшь ответного отклика и не будешь интересен вообще никому.
Александр Коршунов и Екатерина Еланская
– Расскажите про свой курс в театральном училище им. М.С.Щепкина.
– Папа руководил мастерской В.И.Коршунова 55 лет – это уникальный рекорд, сейчас другой руководитель, В.С.Сулимов. Артисты меняются, они сейчас гораздо свободнее, легче, смелее – в своих суждениях, представлениях о жизни, поступках. Для нас в своё время это было трудно – мы больше зажимались, стеснялись, чего-то не знали. Они больше знают, больше умеют, смелее откликаются на любые пробы. В чем-то, может быть, мы были фанатичнее.
Александр Коршунов и Виктор Коршунов
Круг мастеров, сложенный отцом, очень мощный, серьезный, и я очень рад, что наша мастерская и выпускники ценятся. Когда мы набираем ребят, мы очень пристально смотрим, чтобы это были и способные студенты, и по-человечески близкие. И чтобы они составили тот коллектив, который будет существовать 4 года. Я помню, отец говорил, что на курсе обязательно должен быть кулак – один палец может немного, а если соединить всё вместе – будет кулак. Вместе как курс мы многого сможем добиться, это будет полезно каждому в отдельности и курсу в целом. То есть, атмосфера творчества, атмосфера работы, вот этот самый человеческий кулак – он очень важен.
Раньше мы строже относились к съемкам, отец он до последних курсов запрещал сниматься, не отпускал. Кино есть кино, разные режиссеры, другая специфика могут вывихнуть студента раньше времени, пока он не начал понимать чего-то всерьез в профессии, не встал на ноги, не обрел школу. Сейчас мы, конечно, к этому относимся легче, жизнь поменялась. Пускай профессионально подрабатывают. Конечно, когда разрешаем съемки и подработку, то это что-то действительно нормальное, достойное, серьезное, толковое, чтобы не калечило людей.
– Вас сейчас всё реже можно увидеть в кино, с чем это связано?
– Всё своё основное время я посвящаю «Сфере», поэтому приходится отказываться, потому что невозможно совместить с работой в театре – совпадает с выпуском спектакля или с каким-то периодом, когда я занят, а там большая работа с выездом, экспедицией – приходится отказываться. Но бывают и те случаи, когда это не представляет творческого интереса. Интересные предложения – это, конечно, редкость.
– Как Вам кажется, нет ли у нас сейчас в российском кинематографе провала в сценарном цехе?
– Конечно, есть и режиссеры, и фильмы, которые интересны. В большей степени это полнометражные фильмы, но и сериалы бывают. Но очень увеличился поток низкого и среднего уровня – убожество, если грубо сказать. В плане каких-то тем, сценариев – засилье криминала и избитых сюжетов, которые всё время крутятся вокруг одних и тех же положений и характеров. Как будто кроме криминальных историй не о чем больше говорить, неужели ничего больше не рождается? Очень хочется настоящих человеческих историй.
– У Вас скоро юбилей. Вы работали во многих спектаклях, картинах. Какие работы запомнились больше всего и стали самыми дорогими?
– Это очень трудный вопрос. Это как спросить: какие дети ваши любимые. Больше всего запоминаются те, которые сильно переворошили твою душу и что-то тебе по-человечески дали. Работа над какой-то действительно крупной, серьезной ролью с по-настоящему глубоким автором, меняет жизнь, очень сказывается на судьбе человека, разделяет жизнь на периоды. Например, есть период Чехова, связанный с «Вишневым садом», «Чайкой». Есть период Пастернака – «Доктор Живаго», есть Экзюпери – «Маленький принц».
Спектакль «Доктор Живаго»
– В сентябре будет 90 лет со дня рождения Екатерины Ильиничны, Вашей мамы. Вы планируете к этому моменту какое-то мероприятие?
– Обязательно, да. У нас такая мысль родилась и её высказал Роман Берченко. Книга, о которой я говорил, вызвала очень живой и широкий отклик среди тех, кто её прочитал. Роман даже предложил сделать по ней спектакль-концерт к юбилею. Мне очень понравилась эта идея. Мы хотим сделать спектакль, отталкиваясь от тех идей, образов, принципов, которые заложены в книге. «Живой театр» хотим сделать. Посмотрим, если он получится всерьез, то, может быть, войдет в репертуар. В создании спектакля, конечно, должны участвовать все, кто хочет и сможет помочь.
– Почему важно ходить в театр?
– Чтобы общаться. Я очень верю в то, что театр действительно может человеку дать то, чего ему не хватает в жизни – серьезного разговора, ответа на какие-то вопросы, направление пути поиска этих ответов, в которых он нуждается, в каком-то откровении. Театр – искусство абсолютно исповедальное.
